Посол вон! - Страница 85

— Разбираются иски посольств королевства Польского, княжества Литовского, ордена Тевтонского и эмирата Бухарского к группе проходимцев, именуемых себя «Дружиной специального назначения».

— Протестую! — тут же заметил Изя, взявший на себя роль адвоката. — Проходимцами нас может назвать только князь, и то если не в духе будет.

— Протест принимается, — отозвался Берендей, но дьячка уже было не остановить, его понесло...

— Несмотря на то, что меня цинично прервали, я все-таки продолжу. Итак, эти самые демоны в человеческом обличье обвиняются в краже, поджоге, покушении на убийство, нанесении тяжких телесных повреждений и множестве других правонарушений. Так как лично мне их вина абсолютно очевидна, предлагаю не тратить времени зря, вывести их на базарную площадь и повесить.

Довольный своим выступлением, Микишка с надеждой посмотрел на князя. Берендей нахмурился и недовольно бросил совсем зарвавшемуся толмачу:

— Или будешь дело говорить или от службы отстраню.

— Что ж, тогда пойдем по длинному пути, — вздохнул Микишка. — И вы увидите, что в конце моей обвинительной речи мы придем именно к тому, с чего я начал. Итак...

Далее последовало подробное описание всех проступков членов команды в красочном и эмоциональном изложении дьячка. Причем он был настолько убедителен и красноречив, что постепенно даже сочувствующие команде бояре стали одобрительно кивать головами при каждом предложении Микишки немедленно казнить каждого из них.

Соловейка, не ожидавшая такого развития событий, намертво вцепилась в рукав Солнцевского и с ужасом следила за обличающим дьячком. Да что там она, даже Илюха, со своими железными нервами, почувствовал себя очень даже неуютно. Мотя, не шелохнувшись, продолжал сидеть в засаде, с удовлетворением замечая, что распалившийся дьяк подходит к нему все ближе и ближе. А Изя, казалось, даже не замечал, что происходит вокруг, и с помощью маленькой пилочки наводил себе маникюр.

— Ты чего молчишь-то? — не выдержал Илюха и толкнул рогатого коллегу в бок. — Протестуй хотя бы для приличия.

— Я таки не понял, ты что, будешь мне советовать? — вскинул бровь Изя.

— А почему бы и нет?

— Скажи, я во время драки лезу к тебе с советами?

— Нет.

— А если бы лез, ты бы куда меня послал? — не унимался черт.

— Да, в общем-то, не так и далеко, — был вынужден признаться богатырь.

— В таком случае ты знаешь, куда ты отправишься сам, если будешь лезть в то дело, в котором ничего не смыслишь. К тому же он так разошелся, что никаких протестов просто не заметит.

Получив такой отпор от коллеги, Илюха был вынужден отступить. В конце концов Изе действительно виднее, когда именно выкладывать главные козыри.

— Таким образом налицо сращивание криминала с правоохранительными органами, — подошел к концу неугомонный Микишка. — И их надо вывести на базарную площадь и повесить. Все, я закончил.

Нельзя сказать, что овации были бурные, но они были. Дьячок действительно выжал по максимуму из сложившейся ситуации, и казалось, что уже ничто не сможет спасти дружину от неминуемой гибели.

И тут на сцену вышел Изя... Сказать, что он был в ударе, это значит не сказать ровным счетом ничего. Даже Илюха с Соловейкой, прожившие с ним под одной крышей целый год, и то словно зачарованные следили за пламенным выступлением своего говорливого друга.

Он яростно жестикулировал, бегал от скамьи подсудимых к Берендею и обратно, то падал на колени перед княгиней, а то яростно грозил кулаком небесам. А какими цитатами он сыпал!

Начал Изя издалека, то есть с личности обвиняемых. Рыба гниет с головы, и первым под острый как скальпель язычок черта попал Солнцевский. Уже буквально через минуту Илюха узнал, какое тяжелое детство, оказывается, у него было. Беспризорщина, каторжный труд на белильной фабрике, хождение с бурлаками по Волге, мрачные трущобы Хитровки, милицейские облавы, детский дом, игрушки, прибитые к полу, учеба в ремесленном училище и хроническое недоедание.

Изя, словно заправский бармен, замешал просто безумный коктейль из произведений Гиляровского, Горького и Пантелеева. А то, что слушатели уже давно потеряли нить рассказа и понимали меньше трети слов, которыми оперировал черт, было уже неважно. Суть повествования они вполне четко уловили. Страсть и эмоциональность, с которыми выступал средний богатырь, сделали свое дело, присутствующие уже не сомневались, что более несчастного человека, чем бывший браток, на земле просто не было. Но вскоре они осознали, насколько глубоко они ошибались на этот счет, ведь Изя перешел ко второму члену их команды.

На этот раз, чтобы наиболее ярко и красочно осветить тяжелую судьбу-судьбинушку женщины на Руси, пошел в ход Некрасов, Островский и все тот же Горький. Самодуры, деспоты, тираны, тяжелый физический труд и уникальное трудолюбие, граничащее с шизофренией, оказались постоянными спутниками Соловейки во время ее непродолжительной, но удивительно насыщенной жизни.

— Слона на скаку остановит и хобот ему оторвет! — громогласно выдал Изя, указывая на замершую от ужаса Любаву. — Да что я вам говорю, вы и сами видите!

Сидящие в зале обратили свои взоры к скамье подсудимых, и действительно увидели все то, что им только что говорил Изя.

— А Мотя?! — продолжал гнуть свое наш рогатый оратор. — Вы помните историю Муму? Таки это детский лепет по сравнению с тем, что удалось пережить нашему трехголовому другу!

В дело пошло все: Каштанка, все та же Муму, олененок Бэмби, Том и Джерри и даже Волк и Заяц из «Ну погоди!». В конце Изиного выступления рыдали не только все присутствующие в зале женщины, но даже сам Мотя. Роняя на пол крокодиловы слезы, головы безуспешно пытались успокоить друг друга. Хорошо еще, что хозяин был рядом и что есть силы пытался его пожалеть.