Та суета, которая возникла на территории «Иноземного подворья», была как нельзя на руку маленькой диверсантке. В те времена огонь тушили всем миром, так что наверняка чуть ли не вся стража, и уж все слуги этого бухарика точно, сейчас орудуют на пожаре.
Представляя себя Умой Турман из рассказов Солнцевского про коварного Билла, Соловейка преодолела ограду посольского терема и, затаившись у какого-то амбара, прислушалась. Ночь отозвалась гаммой приглушенных звуков со стороны пожара и полным их отсутствием во дворе Каюбека. Этот момент полностью удовлетворил ее, и она начала операцию.
Вариант проникновения через дверь Соловейка отсекла тут же. Тем более что Изя подтвердил его несостоятельность своим горьким опытом. Поэтому ее целью оказался небольшой балкончик на втором этаже. Старый рогатый ходок утверждал, что на него регулярно выходит его несравненная Газель подышать свежим воздухом. Соответственно стоит предположить, что где-то там неподалеку находится Соловейкина цель — спальня возлюбленной Изи.
Постоянные тренировки с Илюхой дали о себе знать — Любава ловко подпрыгнула, зацепилась руками за выступающее из сруба бревно, изящно подтянулась и оказалась на заветном балконе. Она осторожно тронула дверь, та медленно отворилась, путь был свободен.
Соловейка вошла в помещение и огляделась. Комната оказалась весьма внушительного размера. Слева стоял небольшой столик с какими-то шкатулочками и скляночками. Далее располагался огромный шкаф и пара сундуков. А справа, в самом дальнем от двери углу, стояла огромная кровать, накрытая массивным балдахином до самого пола. Именно она больше всего заинтересовала ночную гостью.
— Что ж, посмотрим на несравненную и луноликую, — еле слышно хмыкнула Любава. — Изя, конечно, не подарок, но первой встречной я его не отдам. Он хоть и черт, но личность неординарная и родная, к тому же без него будет скучно.
С этими словами она осторожно подняла полог и заглянула вовнутрь. Лунный свет тут же осветил личико Газели. Для осмотра потенциальной Изиной жены Соловейке потребовалось не больше секунды, по истечении которой она довольно громко ойкнула. Руки сами собой разжались, тяжелый полог занял свое законное место.
— Уфф... — протянула Любава, смахивая выступившие на лбу капельки пота, — ну Изя, ну романтик... Глаза — зеркало души, говорите...
Тут из-под полога раздался басовитый храп, от неожиданности Соловейка отскочила в сторону. Слава богу, поступь у нее была легкая, никакого шума это неожиданное перемещение не произвело. Некоторое время она стояла молча, уставившись на гигантскую кровать.
— Изе надо будет рассказать, — наконец протянула она, общаясь сама с собой. — Хотя нет, еще подумает, что я его прикалываю. Ну его, этого черта, пусть сам со своей личной жизнью разбирается.
С этими словами она осторожно отошла в сторону и направилась к большому сундуку, стоящему в изголовье кровати. Именно там была разложена одежда посольской дочки. Немного пошарив там, Любава извлекла на свет тюбетейку. Головной убор людей востока тут же исчез за пазухой, а на его место Соловейка положила ярко-красную бандану черта.
— Ну вот, теперь порядок, — довольно хмыкнула младший богатырь, — поутру мамки-няньки обнаружат пропажу, а папаша наверняка вспомнит, у кого на голове он видел такой вот платок. Не может не вспомнить, колоритная личность Изи надолго остается в памяти.
По большому счету задание было выполнено, Любаве оставалось только так же незаметно покинуть помещение. Но тут видимая простота, с которой оно было выполнено, сыграла с ней злую шутку. Вместо того чтобы немедленно возвращаться, Соловейка, что-то мурлыча под нос, неторопливо прошлась по комнате.
— Так вот, значит, как живет золотая молодежь... — протянула она, осматривая украшения, разложенные на столике, — так, ерунда, — заключила она, рассмотрев некоторые из них.
— Да и зачем им вообще украшения, ежели под паранджой все равно ничего не видно, кроме глаз? — неизвестно кого спросила она. — Кстати, о парандже!
Тут маленькая нахалка вернулась назад к сундуку и принялась надевать на себя одежду храпящей под пологом Газели.
— Никогда не понимала, как это они умудряются в такой пакости ходить? — опять непонятно кому пояснила свой странный поступок Любава.
С непривычки облачение проходило довольно сложно, но наконец интеллект победил, Соловейка в восточном одеянии подошла к зеркалу, висящему на стене. Некоторое время она рассматривала свое отражение молча, но потом философски заметила:
— Как товарищ Сухов говорил? Восток — дело тонкое! Может, и правильно, что она этот мешок на себе носит.
Только она собралась вернуть хозяйке ее облачение, как с непривычки ноги запутались в этом самом облачении и она грохнулась на пол. В тот же момент дверь резко открылась, и к ней подскочил Каюбек Талибский, собственной персоной.
— Газелюшка моя ненаглядная, ты не ушиблась?
Соловейка, ругающая себя на чем свет стоит, что не убралась отсюда сразу, и уже готовая принять бой, от таких слов даже немного опешила.
— А я стою тут у двери и слушаю, не проснется ли цветок моего сердца. Тебя, наверное, разбудил шум за окном? Так это мои люди побежали помогать тушить пожар. Представляешь, загорелся терем Курвеля Вражинаса!
С этими словами он помог подняться Соловейке, и только в этот момент она поняла, что из-за того, что она надела паранджу Газели, он принял ее за свою дочку. А где же сама-то дочурка? Любава бросила взгляд на кровать и прислушалась. За навязчивой трескотней папаши вполне отчетливо прослушивался басовитый храп несравненной и луноликой.