Посол вон! - Страница 33


К оглавлению

33

— А пиво твое действительно божественный напиток, — наверное, уже в десятый раз за вечер заметил Муромец, — ничего подобного в жизни не пробовал.

— Это Изино пиво, — устало заметил Илюха, — точнее, идея моя, а воплощение его.

— Ох, и умен ты, старший богатырь, — влез Алеша Попович, лихо разделывая очередного леща. — Жалко будет, ежели Берендей вашу команду распустит. Ой как жалко! Но ничего не поделаешь, князь сказал, что закон есть закон, мы европейская держава и стремительно реформируем судебную систему в соответствии с европейским же опытом. Что б ему пусто было.

После этой фразы все вернулись на землю и как-то загрустили.

— Ну неужели ты ничего не можешь предпринять? — в сердцах выдал Добрыня.

— Могу переловить всех послов поодиночке и вытрясти из них душу, — пожал плечами Солнцевский. — Понимаете, я ответку включить не могу. Ведь я даже не знаю, кому, собственно, претензии предъявлять. Лично мне кажется, что это все же Каюбек Талибский крутит.

— А мне кажется, тевтонец, — высказал свою версию Муромец.

— Не, это литовец! — показал свою осведомленность во внешней политике Добрыня.

— Поляк, однозначно, — поставил точку в версиях Попович.

— Слушайте, а может, они все вместе? — озадаченно поинтересовался Солнцевский.

— Нет, это нереально, — отрезал Добрыня, — они друг друга терпеть не могут. Их даже на пирах особым способом рассаживают, чтобы друг с другом не пересекались.

— Эх, мне бы только инициативу перехватить, — протянул Солнцевский, откупоривая очередную бутыль «Забористого». — А то, если так дальше пойдет, вся наша «Дружина специального назначения» в кутузке окажется, а мы даже не узнаем, по чьей вине.

Коллеги еще немного повздыхали, хлебнули на посошок и начали потихоньку собираться. Ведь еще в темницу до закрытия надо успеть, да и Берендею об успешном завершении операции доложить.

— Кстати, о Берендее, — спохватился Солнцевский, — хотя я на него обижен и все такое, но вот, передайте ему.

С этими словами он протянул две глиняных бутылки «Феофана классического».

— Только чтобы Агриппина не видела!

— Сделаем в лучшем виде, — отрапортовал Муромец. — И про Любавушку свою не волнуйся, разместим в лучшем виде.

— Эх, как же я ей в глаза-то посмотрю, — буркнул Солнцевский и толкнул дверь бани.

— Ну и сколько можно вас ждать! Это просто хамство какое-то и половая дискриминация! — встретил Илюху до печенок знакомый звонкий голосок Соловейки. — Арестовывать пришли меня, а в баню париться пошли с тобой.

— Ну так это... — даже растерялся Солнцевский. — Ты же все-таки девушка.

— Нелепые отговорки, — отрезала Любава, — дело в принципе! Я тут маюсь, а они развлекаются.

— Уговорила, следующий раз в баню пойдешь вместе с нами.

— Вот еще, — фыркнула Соловейка. — Придумаешь тоже. Ладно, давай прощаться, что ли.

— Ты того, Любав, — как-то сразу стушевался Илюха, — ну, прости меня, в общем.

— За что? — удивилась Соловейка.

— Ну так, что не уберег.

— Ладно, прощаю.

— А завтра по-любому увидимся. Или меня тоже посадят, или я вас оттуда вытащу.

— Никаких или, — отрезала бывшая разбойница. — В темницу ты попадать не имеешь права. Если ты сядешь, то наш трехголовый проглот помрет с голоду. Он у нас домашний, на воле попросту не выживет.

— Точно! — хлопнул себя по лбу Солнцевский. — Ну раз так, ночевать тебе в темнице только одну ночь. В крайнем случае я организую вам с Изей массовый побег, и мы обоснуемся всей нашей компанией где-нибудь в другом месте.

— Другое место меня не устраивает, — мурлыкнула Соловейка и на законных основаниях, так сказать на прощание, поцеловала его в щеку. — Я уже привыкла жить в столице!

После этого она выждала небольшую паузу, буркнула под нос что-то навроде: «да ладно, когда еще такая возможность представится?», подпрыгнула, повисла на могучей шее Илюхи и подарила ему жгучий поцелуй. Затем отскочила и как ни в чем не бывало заговорила:

— Ладно, без меня веди себя прилично, срамных девок не води, много не пей, послов без дела не трогай. — И, уже обращаясь к былинной троице, продолжила: — Ну ведите меня! Уже ночь на дворе, а мне еще на новом месте обустраиваться.

С этими словами она гордо вскинула курносый носик вверх и, поскрипывая косухой в такт шагам, направилась прочь со двора. Смущенные как ее поведением, так и новым имиджем (корректировка классического сарафана не ускользнула от их внимания), три богатыря проследовали за ней. А Солнцевский в этот момент вдруг очень ясно осознал, что в ближайшем будущем ему придется решить задачу, значительно более сложную, чем все те напасти, что свалились на него в последнее время.


* * *

— Да какого черта! — ревел Солнцевский на следующее утро, словно раненый зверь, мечась по пустым комнатам «Чумных палат». — Да это беспредел какой-то! Я создал успешное дело, приобрел недвижимость, заработал себе имя, мой бренд один из самых раскрученных в Киеве, а тут появляется кто-то, и все летит в тартарары!

Только гулкое эхо могло ответить богатырю, но тот ничего не замечал и продолжал вопрошать несуществующего собеседника:

— Он лишил меня друга, верного Горыныча, подру... В общем, еще одного друга, а я должен молчать? Мы мирные люди, но наш бронепоезд так шарахнет с запасного пути, что этому кому-то не поздоровится! Он хотел войны, он ее получит! Топор войны благополучно вырыт, автомат смазан, патроны в патроннике, координаты цели введены.

— Ты чего разоряешься-то? — своим скрипучим голосом поинтересовался невесть откуда взявшийся Феофан.

33